Автор: Слезы Неба, он же Тойво, Той или просто Амеко)))
Бета: ау? Кто-нибудь желает?
Фандом: Реборн (Мариса, я тебе это еще припомню!)
Персонажи: Бьякуран и Тсуна
Жанр: сонг-фик (а вы что думали?)
Рейтинг:
Саммари: А если Бьякуран не погиб? (или там мелькала рыжая косичка... знающие поймут)
Предупреждение: Ночной бред. Возможный ОСС. Автора не бить. Ах, да. Будет второй сонг-фик, на ту же песню, но про Бела и Сиэля.
Примечание: Автор видел смерть Бьякурана, автор прочел мангу до этого места и чуть дальше. И автору не показалось, что тот сдался...
Когда из яви сочатся сны,
Когда меняется фаза луны,
Я выхожу из тени стены,
Веселый и злой.
Когда меняется фаза луны,
Я выхожу из тени стены,
Веселый и злой.
Тсуна проснулся от кошмара. Которую уже ночь ему снился Бьякуран, точнее – то, как он погиб. И его глаза перед смертью. Это не были глаза проигравшего, нет. Скорее... Нет, не понять. Странный был тогда взгляд.
- Он умер, да? Ведь умер? – тихо прошептал Тсунаеши, надеясь, что это правда. Только шепот был больше похож на жалобный писк.
Запахло зефиром, что было странно. В их доме никто зефирки не ел... Паренек нервно сглотнул, помня, что как раз Бьякуран поглощал их в огромных количествах. Откинулся на подушку закрывая глаза.
- Это все сон, сон... Надо спать, завтра в школу, я дежурный... Спать...
Когда зеленым глаза горят,
А зеркала источают яд,
Я десять улиц составлю в ряд,
Идя за тобой!
Твоя душа в моих руках
Замрет, как мышь в кошачьих лапах,
Среди тумана не узнает меня.
И ты на годы и века
Забудешь вкус, и цвет, и запах
Того, что есть в переплетениях дня!
А зеркала источают яд,
Я десять улиц составлю в ряд,
Идя за тобой!
Твоя душа в моих руках
Замрет, как мышь в кошачьих лапах,
Среди тумана не узнает меня.
И ты на годы и века
Забудешь вкус, и цвет, и запах
Того, что есть в переплетениях дня!
Вязь снов захлестнула Тсуну, запах зефира ворвался во сны... Темные и мрачные кошмары... Тихий злой смех раздался откуда-то из-за спины. Но обернувшись, Тсуна никого не увидел. Лишь тень мелькнула на стене. Снова еле слышный смешок. Медленно поворачиваясь, мальчик со страхом ждал увидеть там Бьякурана... Увидел лишь зеркало. Обычное зеркало, в котором отражался он. Только иней на волосах и глаза зеленым горят. Внезапно злая усмешка пробежала по губам отражения.
- Я нашел тебя, Тсуна... – голос Бьякурана, казалось, раздавался отовсюду. Душа умчалась в пятки, которые так и засверкали по улицам мрачного города. Десятый босс Вонголы бежал, как перепуганный заяц, петляя по улочкам пустынного города.
Ты спишь и видишь меня во сне,
Я для тебя – лишь тень на стене,
Сколь неразумно тебе и мне
Не верить в силу дорог!
Когда я умер, ты был так рад,
Ты думал, я не вернусь назад –
Я для тебя – лишь тень на стене,
Сколь неразумно тебе и мне
Не верить в силу дорог!
Когда я умер, ты был так рад,
Ты думал, я не вернусь назад –
Тихий голос пел над ухом мальчика песню, от которой бросало в дрожь. Из-за слишком сильной похожести происходящего на явь. Ведь Тсуна и правда был рад смерти Бьякурана – она означала возможность вернуться в свое время из прошлого... Он надеялся, верил, что их противник никогда не вернется... Но...
Но я пробрался однажды в щель между строк,
И я взломал этот мир, как ржавый замок:
Я никогда не любил ворожить,
Но иначе не мог!
И я взломал этот мир, как ржавый замок:
Я никогда не любил ворожить,
Но иначе не мог!
- Знаешь, Тсуна, я никогда не любил ворожить... – тихий, мягкий голос за спиной мальчика. Тот подскочил, оборачиваясь и сверкая перепуганными глазами. Но лишь тени заметались вокруг.
- Мамочки... Реборн! – тихо позвал, но не было ответа во тьме города... Все затихло. Лишь чудился запах зефира...
Мальчик в очередной раз проснулся в поту.
- Кошмары, это все вокмары... Про сны, сны, сны... – уговаривал себя Тсуна, вытирая пот со лба и не спеша идя на кухню. Лучшее средство от кошмаров – глоток воды. А лучше два. А еще лучше – никогда не встретить по пути... А то обязательно спросят – «А почему Десятый не спит!». Ну не скажешь же им, что Десятого «босса» мучают кошмары! Вот-вот. Лучше и не говорить... А то еще помочь попробуют... Только даже после стакана воды парень уснуть не смог...
День пролетел незаметно, а вот ночью опять пришли кошмары. Тихий голос, казалось, раздавался отовсюду. Нестерпимо пахло зефиром.
Когда я в камень скатаю шерсть,
Тогда в крови загустеет месть
И ты получишь дурную весть
От ветра и птиц.
Но ты – хозяин воды и травы,
Тогда в крови загустеет месть
И ты получишь дурную весть
От ветра и птиц.
Но ты – хозяин воды и травы,
Бьякуран тонко улыбался, говоря в лицо одереневшему от ужаса Тсуну дурацкие строчки:
«Ты не коснешься моей головы,
А я взлечу в оперенье совы,
Не видя границ»
- И правда взлетел... – нервно проводив взглядом белоснежную сову, босс попробовал уйти от этого места. Это было похоже на полный бреда жуткий сон. А песня все не скончалась... Да и воспоминания навевала.
Тебя оставив вспоминать,
Как ты меня сжигал и вешал,
Дитя Анэма умирало, смеясь...
Как ты меня сжигал и вешал,
Дитя Анэма умирало, смеясь...
«А разве Бьякуран смеялся?» - удивился Тсунаеши, быстро-быстро перебирая ногами, - "Он только улыбался..." Интуиция кричала, что песня идет к концу, а конец песни – ничего хорошего ему не сулит. Умирать как-то не хотелось...
А я вернусь к тебе, сказать:
«Ты предо мной изрядно грешен –
Так искупи хотя бы малую часть!»
- Грешен, грешен, только отвяжись! – парень был готов на все (почти), лишь бы этот кошмар закончился. Нет, умирать или чтобы умерли его друзья... На это бы он ради спасения от кошмара не пошел бы точно. Но отдал бы что угодно, опять же, за исключением кольца и коробочки... На мгновение Тсуна задумался, чтобы он сделал, чтобы сейчас от него отвязался. Ответа правда не нашел...
Ты спишь и видишь меня во сне,
Я для тебя – лишь тень на стене,
Я прячусь в воздухе и в луне,
Лечу как тонкий листок.
И мне несколько тебя не жаль –
В моей крови закипает сталь,
В моей душе скалят зубы страсть и порок,
И боль танцует стаей пестрых сорок.
Я никогда не любил воскресать –
Но иначе не мог!
Я для тебя – лишь тень на стене,
Я прячусь в воздухе и в луне,
Лечу как тонкий листок.
И мне несколько тебя не жаль –
В моей крови закипает сталь,
В моей душе скалят зубы страсть и порок,
И боль танцует стаей пестрых сорок.
Я никогда не любил воскресать –
Но иначе не мог!
Нервно оглядывая каждый листок, периодически косясь на луну, Тсуна все-таки добрался до пригорода. И это пешком! И очень быстро. Воспользоваться Огнем Предсмертной воли ему и в голову не пришло – слишком был напуган.
Маленький дом показался ему убежищем достаточно надежным, чтобы туда спрятаться. А в глубине души начало ворочиться нечто, отдаленно напоминающее злость.
Когда останемся мы вдвоем
В меня не верить – спасение твое,
Но на два голоса мы пропоем
Отходную тебе.
Узнай меня по сиянию глаз,
Ведь ты меня убивал не раз,
Но только время вновь сводит нас
В моей ворожбе.
Опавших листьев карнавал
Улыбка шпаги так небрежна
Дитя Анэма не прощает обид.
Ты в западню мою попал,
Твоя расплата неизбежна,
Ты знаешь это –
Значит, будешь убит.
В меня не верить – спасение твое,
Но на два голоса мы пропоем
Отходную тебе.
Узнай меня по сиянию глаз,
Ведь ты меня убивал не раз,
Но только время вновь сводит нас
В моей ворожбе.
Опавших листьев карнавал
Улыбка шпаги так небрежна
Дитя Анэма не прощает обид.
Ты в западню мою попал,
Твоя расплата неизбежна,
Ты знаешь это –
Значит, будешь убит.
Ярко-синие глаза было трудно не узнать. Как и эту мягонькую улыбку. Белоснежные одежды, странная татуировка на щеке... И почему-то шпага в руке, которую он тут же отбросил в сторону, наградив забившегося в угол Тсунаеши еще одной своей фирменной улыбкой с прикрытыми глазами.
- Время вновь свело нас, не находишь? Будто ворожба... – в голосе главы Мельфиоре – веселье. А в руке – зефирка. «Откуда?» - отстраненно удивился Тсуна. Страх мешал нормально соображать. Лишь тихое шуршание падающих листьев отвлекало...
- Разве уже осень? – теперь немного удивился Бьякуран – Долго меня не было. Тсуна, ты отнял у меня почти полгода! А я, как ты знаешь, обид не прощаю. Твоя расплата неизбежна...
- Я знаю, - злость все-таки вспыхнула, помогла Тсуне выпрямиться и взглянуть в глаза кошмару. А тот – лишь мило улыбнулся
- Значит – будешь убит.
Ты спишь и видишь меня во сне,
Я для тебя – лишь тень на стене.
Настало время выйти вовне,
Так выходи на порог.
Убив меня много сотен раз,
От смерти ты не уйдешь сейчас.
Но ты от злобы устал и от страха продрог,
Я тебе преподам твой последний урок,
Я никогда не любил убивать, но иначе не мог.
Я для тебя – лишь тень на стене.
Настало время выйти вовне,
Так выходи на порог.
Убив меня много сотен раз,
От смерти ты не уйдешь сейчас.
Но ты от злобы устал и от страха продрог,
Я тебе преподам твой последний урок,
Я никогда не любил убивать, но иначе не мог.
- Знаешь... – глядя в глаза окровавленного, но еще живого Тсуны, задумчиво произнес Бьякура, - Я никогда не любил убивать... Зефир вкуснее крови... Прощай, Тсуна. Мне пора выйти вовне... - улыбка вновь появилась на губах главы Мельфиоре.
- Я никогда не любил ворожить.
Я никогда не любил воскресать.
Я никогда не любил убивать.
Я никогда не любил,
Но иначе не мог! – напевал себе под нос рыжий мальчик, пряча от всех слишком спокойные для него голубые глаза... Глаза человека, полностью уверенного в том, что мир – будет его.